Окончание. Начало здесь https://dzen.ru/a/ZGJd67ZFC3etNCVn

БЫЛ В БАНЕ И СМЫЛИЛСЯ

– Игорь Борисович, Михаил Пуговкин рассказывал, что свой знаменитый танец «втустепь» для «Свадьбы в Малиновке» он репетировал два с половиной месяца. Вы тоже во многих фильмах танцуете и даже поете…

– Я не обладаю особенными вокальными данными, но танцую с детства. В картине «Зеленая карета» я придумал такой трюк: в одной из сцен мой герой, актер Николай Дюр, в ответ на какую-то реплику тростью сбивает с головы свой цилиндр, ловит его на ногу и потом ногой же возвращает его на голову. Вот это – два месяца пота! Каждый день! Но ужас был в том, что дома это уже получалось всегда, а на съемке шесть дублей – цилиндр на полу. Мой большой друг режиссер Ян Борисович Фрид сердился: «Игорь, мы больше не можем тратить пленку». Мне было так обидно, что я взмолился: «Еще один дубль!» Получилось! Было снято и вошло в картину…

– Вы капризный актер в плане выбора ролей и режиссеров?

– У меня было только три «громких» случая отказа от роли. Один – у режиссера Надежды Кошеверовой, у которой я уже снимался в трех картинах. Она предложила мне роль, но в первый съемочный день мне вдруг показалось, что все это настолько вторично, я уже такое играл… Я написал письмо замечательной Надежде Николаевне с глубочайшими извинениями. Несколько раз отказывался сразу, потому что мне не нравились сценарии. А еще был случай, когда мне очень понравился сценарий… Это было в Киеве, на студии Довженко, роль очень хорошая, но кто-то из наших актеров сказал мне: «Игорь, да ты что, с ума сошел – сниматься у этого режиссера. Он же жлоб и бандит!» Через несколько дней звонок из Киева, я сообщаю свои свободные дни. Договорились. И вдруг получаю хамскую телеграмму от этого режиссера с требованием отменить спектакль в театре и немедленно прилететь на съемки. Я понял, что с ним лучше не начинать.

Был еще случай. Я начал работу в одной картине. Первая сцена в бане – мы все парились, выбегали на мороз, прыгали в снег. Все это снимали в Москве, на территории какой-то воинской части. После съемок, чтобы не простудиться, я выпил стакан водки и захмелел. А режиссер, оказывается, договорился, что после съемки мы выступим в клубе этой воинской части с концертом, в благодарность за баню. Я отказался, и мы с Калягиным уехали по домам. Несмотря на то, что режиссер фильма Виктор Трегубович был мой близкий друг, он дал на «Ленфильм» телеграмму: «В связи с непрофессиональным отношением…» Короче, отстранил меня. И в картине вышло так: я моюсь в бане, а потом мой персонаж куда-то растворился - смылился…

ГДЕ ТЕПЕРЬ ТАКИЕ АКТЕРЫ?

- А за что в те времена можно было вылететь из театра, с роли? За опоздание, прогул или пришел подшофе?

- Ну конечно, если человек, который случайно опаздывает и приходит почти седым, от того, что он опоздал, - это несчастье! А если человек все время пьет. Падает на сцене!

- И такие случаи были?

- Случаи были «замечательные». Белла Виноградова, царствие ей небесное! Красивее женщины актрисы в Ленинграде не было. У нее, может, были чуть коротковаты и не так стройны ноги, но лицо было божественное! Неслучайно она в картине «Глинка» сыграла итальянскую красавицу-певицу, неслучайно по ней сходил с ума режиссер Юрий Озеров, который поставил знаменитую киноэпопею «Освобождение». Но она пила очень сильно… Юра – дворянская семья, отец – ведущий певец Большого театра… Обед, светское общество, а Белла напивается, залезает на стол, задирая юбку, танцует… И падает! Как-то захожу к ней в гримерную, она торопится: какая-то пьянка очередная. Обычно актеры грим ваткой аккуратно снимают, а у Беллы ватки не оказалось, так она газетой смывала грим. Газетой – лицо актрисы-богини!

Все моей в жизни было. Был и скандальный уход со сцены на долгие 17 лет (тогда я снимался только в кино!) и триумфальное возвращение… Конечно, были и загулы, но я не могу сказать, что я был загульный человек, хотя со мной тоже были некоторые приключения на этой почве. Но все-таки в целом атмосфера духовности была выше.

А о том, какая царила творческая обстановка в театральном мире, приведу один пример. Когда после окончания Школы я приехал в Ленинград, меня приютила семья народного артиста СССР Владимира Ивановича Честнокова и его жены Евгении Владимировны Аскинази, тогда актеров Театра драмы имени Комиссаржевской. В театральных кругах в Ленинграде это был самый известный дом. Здесь бывали и москвичи Юрий Завадский, Вера Марецкая, Ростислав Плятт, автор оперы «Тихий Дон» композитор Иван Дзержинский с очаровательной женой Женей Каретниковой, художники Александр Тышлер и Натан Альтман с Ириной Щеголевой, светской львицей и необыкновенной красавицей, молодой драматург Саша Володин, режиссеры Кожич, Суслович.

Когда они собирались, я сидел в углу на диванчике из красного дерева и впитывал в себя все, что видел и слышал. Там не было разговоров о том, кто купил дачу, какая у кого марка машины. Таких разговоров в домах, в которых, по сути, я вырос и воспитывался, просто быть не могло. Обычно скромное застолье, где на кузнецовской посуде подавались простой винегрет и пироги с капустой и рисом. Помню, Честноков доставал томик «Горя от ума», и они с Виталием Полицеймако читали по ролям: он за Чацкого, Полицеймако – за Фамусова. А вино… Если кто принесет, могли выпить, а нет – было «плодовое» с их дачи. Это было не главное! Где теперь такие люди, где теперь такие актеры? В какой дом может войти молодой актер, чтобы ощутить вкус культуры, искусства, таланта? Может быть, молодые знают, где найти такой дом, – я не знаю…

С ДАЛЕМ НУЖНО БЫЛО УХО ДЕРЖАТЬ ВОСТРО

– Вопрос самый банальный – ваша любимая кинороль.

– Роли – как влюбленности. Ты увлечен и ты счастлив, если это взаимно, и жизнь кажется прекрасной. Проходит время, - ты встречаешь другую роль, другую любовь и вновь теряешь голову… Хотя, конечно, есть «этапы большого пути». Есть фильмы, как «Тихий Дон», которые определили мою актерскую судьбу. Не будь их, ничего бы не было. Такими в моей карьере я могу назвать «Поднятую целину» режиссера Иванова и «Гамлета» Козинцева. Другой пласт ролей – «Зеленая карета», «Летучая мышь», «Собака на сене» – иной жанр, музыкальный, эксцентрика, юмор, ирония. Потом идут «Приключения принца Флоризеля». Каждая из картин имеет свою биографию, и я не могу выделить ни одну. А «Гамлет» со Смоктуновским и четыре картины с Олегом Далем – просто подарок судьбы.

Но со Смоктуновским и Далем надо было ухо держать востро.

– В каком смысле?

– Оба очень любили импровизировать. Я это тоже люблю, но у них все-таки первая скрипка. И Даль совершенно «увядал», когда его импровизацию партнеры не подхватывали. Ему было скучно играть «по нотам». А Смоктуновский вообще каждый раз играл по-разному. Козинцев потом мучился – не мог выбрать дубль, все были интересны по-своему.

– Это правда, что у Даля был тяжелый характер?

– Да, у него был нелегкий характер. Он был человек закрытый, малообщительный. В первых трех картинах мы снимались, практически не общаясь и только на «вы». А на съемках «Флоризеля» что-то «щелкнуло» – у нас были совместные ужины в гостиничных номерах, исповедальные беседы, разговоры о смерти. Едем в автобусе по Каунасу, навстречу возница с фонарями, черные попоны – похоронная процессия. «Смотрите, Игорь Борисович, как здесь красиво хоронят… А меня повезут по Москве в автобусе, в закрытом гробу. Как неинтересно…» И вдруг: «А вы придете на мои похороны?» Я не был на его похоронах, но совесть моя чиста, потому что я организовал два вечера его памяти – в Москве и Ленинграде.

– Давно замечено, чем талантливее человек, тем трагичнее судьба. Трудно найти Мастера благополучного от начала и до конца… Кто-то спивается, кто-то «сгорает». Почему, как вы думаете?

– Я играл с Марией Ивановной Бабановой. Актриса великая, а судьба трагическая. Настя Георгиевская, замечательная народная актриса МХАТа, в финале – одинокая старуха, съеденная собственной любимой собакой. Эммочка Попова из БДТ, с которой в молодости играл из пьесы в пьесу… Ленечка Быков, у которого я снимался, Олег Даль, Луспекаев – все великие, а финалы печальные. Тот же Кеша Смоктуновский, у которого сын наркоман…

- У Смоктуновского?

Я знаю о трагических финалах жизни великих актеров и многих людей, связанных с искусством. Вы спросили: почему? Думаю, что на этот вопрос никто не даст точного ответа.

ПОСТАВИЛ НА КОН СВОЮ ХОЛОСТЯЦКУЮ ЖИЗНЬ

– У вас часом не случались бурные романы на съемочной площадке? Например, с вашей партнершей по «Тихому Дону» Элиной Быстрицкой?

– А зачем мне надо было портить отношения с Герасимовым? (Загадочно улыбается.) Нет, там я был влюблен в Наташу Архангельскую. Еще мне очень нравилась красавица Зинаида Кириенко – мы с ней до сих пор в добрых, дружеских отношениях, встречаемся на разных фестивалях. Зина очень достойная женщина и глубокая актриса.

– Почему актеры чаще других становятся героями невероятных «басен», сплетен? Стоит какой-нибудь паре сыграть любовь, их тут же и «поженили».

– Во-первых, зрителю интересно, что происходит за кулисами. Во-вторых, если роман в сюжете и возникает, то может перейти в жизнь. Но до свадьбы это редко доходит.

– Тогда расскажите, как у вас все-таки до свадьбы дошло.

– Это был 1958 год… Мы с Ларисой были знакомы со школы – до войны даже вместе играли сцену из «Бориса Годунова», я был Димитрием, а она Мариной Мнишек. Война разметала нас по разным городам. Встретились в Москве. Лариса училась в Полиграфическом институте, а я - в школе-студии МХАТа. У каждого была своя личная жизнь. Мы дружили. Даже попадали в одни компании – она со своим возлюбленным профессором, а я со своей подругой.

А потом… Были вместе в Дагомысе. Как-то проходили мимо тира, и я предложил Ларисе пострелять. Она спросила: «А что мне будет, если выбью 10 очков из 10?» Я, зная, что она держит винтовку первый раз в жизни, говорю: «Тогда я женюсь на тебе!» И она ни разу не промазала. Я, как честный человек, женился.

– А если бы она не выиграла пари?

– Наверное, все равно бы женился. Мы прожили более тридцати лет, теперь ее нет на этом свете. Наш сын давным-давно живет в Америке со своей семьей, воспитывает двух дочерей-блезняшек, моих внучек.

«ХВОСТ ПО-ПРЕЖНЕМУ ТОРЧКОМ»

– В театральной среде вы известны как мастер розыгрышей. Какой считаете самым удачным?

– Розыгрыши в пору театральной молодости – с очками Алисы Фрейндлих и с волосами на груди в спектакле «Битва за жизнь» – описаны уже и не раз. А вот однажды моей очередной «жертвой» стала Нина Ургант. Мы выступали в сборном концерте, она пела свою песню из фильма «Белорусский вокзал». И вдруг на сцену поднялась простая и, судя по всему, не очень адекватная женщина и что-то положила на стоящий в глубине сцены столик. Нина ее не видит – поет. Зал наблюдает. Оказалось, женщина оставила там 50 рублей. Нина была смущена и даже возмущена. Не найдя «дарительницу», кому-то отдала деньги.

Через два дня я ей звоню: «Нина Николаевна? Добрый вечер! С вами говорят из 25-го отделения милиции. К нам поступила информация о том, что вы берете взятки от зрителей прямо во время концерта. Потерпевшая утверждает, что вы занимались вымогательством на глазах у переполненного зала. И вторую песню согласились спеть только при условии, что вам за нее выложат 50 рублей. Подобное имело место?» Перепуганная Нина начала что-то лепетать и извиняться: якобы зрительницу не видела, деньги не требовала. «Деньги брали?» – спрашиваю строго, как можно натуральнее. «Нет… то есть я их нашла, но отдала кому-то из рабочих сцены". – «Ах, все-таки брали! Нам придется провести очную ставку». И тут я хмыкнул – она меня узнала! Хорошо, что у Нины потрясающее чувство юмора, мы с ней потом смеялись до упаду…

– Ваши партнеры и друзья, зная эту вашу «слабость», опасались вас?

– У меня есть закон: розыгрыш никогда не должен быть обидным, оскорбительным и не должен наносить моральный и тем более материальный урон. Оскорбить человека – это не розыгрыш, это хулиганство! Другое мое правило: от розыгрыша обязательно должны получать удовольствие обе стороны, не знаю, кто больше. Я, например, предчувствуя развязку, просто от нетерпения балдею.

Старые мхатовские актеры очень любили это занятие. Качалов и Москвин на пари входили, к примеру, в парадное, раздевались догола, поднимались на лифте на пятый этаж, прятали свои вещи и, прикрывая причинные места, звонили в первую попавшуюся дверь: «Простите, мы подкидыши!» Остальное было не важно, узнавали их или нет. Иногда давали одежду, иногда захлопывали перед их носами дверь… Проигравшие пари – Леонидов или кто-то еще – оплачивали гульбу в самом шикарном ресторане.

Меня тоже несколько раз разыграл мой друг, замечательный режиссер Владимир Воробьев. Однажды его театр гастролировал в Одессе. А я там снимался. Воробьев уговорил меня на бессловесный проход в спектакле из одной кулисы в другую, в шортиках и обязательно с сачком для ловли бабочек. Я согласился. Полдня потратил на поиски необходимого костюма – шортиков, сачка и прочих смешных атрибутов. Вечером явился к спектаклю. Воробьев был изумлен и ошарашен, долго извинялся. Не мог поверить, что я так доверчив и наивен. Но я не обиделся.

– А что вы думаете по поводу знаменитой эпиграммы Валентина Гафта, посвященной вам: «Всегда в лосинах, эполетах, Он скромненько стоит бочком. Изящен, молод не по летам, И…»

– «х… вост по-прежнему торчком!» (Улыбается.) Это мне делает честь. При своем остром и подчас язвительном уме Валя очень избирателен в «жертвах» для своих эпиграмм. И я у него в прекрасной компании. Спасибо!

«ТЫ СВИСТНИ, ТЕБЯ НЕ ЗАСТАВЛЮ Я ЖДАТЬ»

– Игорь Борисович, вы обмолвились, что со скандалом покидали сцену на 17 лет. Причина?

– У меня не было другого выхода из того унизительного положения, в которое тогда меня поставило новое руководство театра Комиссаржевской. Я покинул театр и много снимался в кино. Но привычка выходить на сцену была так велика, что я заболел. Страдал, даже обращался к психиатру. Мне казалось, что если меня коснуться, то я рассыплюсь. Я уехал к морю. В санатории, по счастью, оказался мой коллега Евгений Матвеев. Мы сидели на пустынном берегу и вроде бы отдыхали. Но в шесть часов вечера, когда все актеры мира идут гримироваться, я сходил с ума.

Потом кино закружило, я немного смирился. Снимался в четырех-пяти картинах в год. Играл и с Авой Гарднер, с Элизабет Тейлор в «Синей птице», с венгерским актером Имре Шимковичем в картине «Ференц Лист», у немцев в «Гойе», у американцев в «Истории Аляски», в Алжире, в Марокко в фильме «Война трех королей»… А в 1984 году режиссер Юрий Аксенов пригласил меня в Театр комедии. Соскучившись по сцене, я принял предложение, не задумываясь. «Вам понравилась пьеса?» – спросил меня режиссер. «Когда первая репетиция?!» – тут же воскликнул я.

– И как себя ощущали в роли возвращенца?

– Волновался. Роль бенефисная. Коллеги внимательно разглядывали. Пришел на репетицию подготовленным. Наверное, после 17-летнего сценического воздержания азарт во мне горел, он и сработал… К слову сказать, рецензент, который оценивал спектакль «Все могут короли», назвал уникальным случай, когда актер оставляет сцену на такой срок, а потом возвращается, и небезуспешно. Сыграли мы спектакль около трехсот раз.

– Вы веселый человек, контактный?

– Контактный – да! Но веселый – нет, скорее, с годами становлюсь печальнее. «Я теперь скромнее стал в желаньях… Жизнь моя, иль ты приснилась мне?»

- Это написал "всего лишь" 26-летний Есенин.

– Видно, ко мне с запозданием пришли эти мысли. Причина? Я понимаю, что не вписываюсь в сегодняшний экономический мир. Не очень дружу с «сильными мира сего». А если чувствую, что меня зовут для престижности того или иного мероприятия – лицо показать, стараюсь вежливо избегать подобных тусовок.

– И последний вопрос: можно сказать, что народный артист России Игорь Дмитриев в полном порядке, и мы его еще увидим и на сцене, и в кино?

– Актер никогда не бывает «в порядке», а тем более, с возрастом, - «в полном». Когда перед 85-летним юбилеем к великому актеру МХАТа Прудкину пришел журналист с вопросом о планах, Марк Исаакович ответил: «Все бы вроде хорошо, но нет творческой перспективы». А я отвечу вам так. У английского поэта Роберта Бернса есть такие строчки: «Ты свистни, тебя не заставлю я ждать».